Экспорт вина из Франции сопоставим всему агроэкспорту Украины. Интервью главы HarvEast Дмитрия Скорнякова

Украина за 2018/2019 маркетинговый год экспортировала рекордные 49,7 млн тонн зерна, что на 26 процентов больше, чем годом ранее. Мало того, что экспорт зерна вырос, так увеличились и экспортные цены на него.

Рост поступлений аграриев от вывоза продукции привел к тому, что в страну зашло довольно много валюты. Это стало одной из причин июньского укрепления курса гривны.

В целом же, аграрный рынок находится на подъеме и оказывает сильное влияние на всю экономику. Подробнее об этом и многом другом мы расспросили Дмитрия Скорнякова, главу одного из крупнейших агропредприятий в стране — HarvEast . Компании, которая принадлежит СКМ Рината Ахметова и «Смарт-холдингу» Вадима Новинского.

До прихода в HarvEast Скорняков успел поработать в PricewaterhouseCoopers. В HarvEast он (до ухода Саймона Чернявского в агрохолдинг «Мрия») был операционным директором. Кроме управления производственными активами, Скорняков теперь рулит всем холдингом. О том, что у него вышло и как себя чувствует агрохолдинг Рината Ахметова и Вадима Новинского, читайте в интервью.

— Как вы оцениваете прошлый год для украинского агропромышленного комплекса? Каким он стал?

— В первую очередь, прошлый год был рекордным по урожайности зерновых. Была благоприятная погода, что способствовало хорошему урожаю кукурузы. А это основная зерновая культура в Украине. Поэтому, собственно, были достигнуты высокий урожай и рекордный экспорт. Почему больше произвели? В первую очередь, благодаря погоде. Но немаловажный фактор – это изменения, которые происходят в секторе. В первую очередь, я бы сказал, что с рынка уходит много неэффективных собственников, которые худо-бедно существовали еще с советских времен. Сейчас потихоньку их покупают более эффективные. Соответственно внедряют новые технологии, выращивают больше урожая.

— Как долго этот процесс будет продолжаться?

— Я думаю, что еще лет пять точно. Понятно, что год на год по погоде не приходится, и могут быть откаты назад. Но если мы посмотрим тренд на протяжении нескольких лет, то он будет растущий. Я уверен, что мощнейший толчок развитию сельского хозяйства в Украине даст также открытие рынка земли.

— Что даст введения рынка земли?

— У меня позиция однозначная, что рынок земли необходимо открывать. Я просто приведу очень простую аналогию. Вот представьте, что вы арендуете квартиру, причем арендуете ее все время, скажем, на семь лет. Вот вы будете делать в ней капитальный ремонт, зная, что через семь лет, может быть, вы вообще в этой квартире не останетесь? Вряд ли вы будете туда вкладывать большое количество денег. То же самое и в сельском хозяйстве. Мы, например, очень сильно гордимся сельским хозяйством Украины. Экспорт растет. Экспорт сельхозпродукции, по сравнению с другими отраслями, сейчас на первом месте в Украине. А на самом деле, если, скажем, взять экспорт вина из Франции, то он примерно сопоставим с экспортом всей сельхозпродукции из Украины.

Почему? В принципе, в Украине юг тоже прекрасно подходит для виноделия. Но для того чтобы поднять орошения, нужны огромные инвестиции. Один гектар орошения – это приблизительно от $2 до $5 тысяч инвестиций. И отбиваются они за 4 – 7 лет. То есть срок окупаемости инвестиций равен сроку договора аренды. И вот когда в конце договора аренды пайщик видит, что на его землях установлено орошение, он может просто сказать: «Спасибо, до свидания», либо «Теперь вы мне платите в 10 раз больше». Поэтому компании очень аккуратны с такими инвестициями. Я считаю, что отсутствие рынка земли крайне тормозит капитальные вложения в сельское хозяйство – в первую очередь, речь об орошении, садах, виноградниках и так далее. То есть сейчас все живут в парадигме, чтобы как можно быстрее заработать денег и соответственно положить их отдельно и ждать чего-нибудь, каких-то новых возможностей. Инвестировать «в долгую» на арендованном – это очень рискованно.

— Если рынок все же будет, то каким он должен быть, по вашему мнению?

— Отмечу, что риторика в отношении рынка земли изменилась даже у популистов. Если раньше говорили, что нельзя продавать родную мать, хотя в аренду ее сдавать можно, то сейчас они говорят: «Да-да, рынок земли – это хорошо, но мы не готовы». А это «мы не готовы» длится уже 20 лет. И мы еще 20 – 30 лет можем быть не готовы. На самом деле, мы также не готовы к рынку аренды, то есть он ничем не хуже, чем рынок продажи. Поэтому я считаю, что рынок земли нужно внедрять как можно быстрее. Да, желательно к этому моменту принять еще несколько важных законов.

Каким он должен быть? Я считаю, что он должен быть максимально либеральным, то есть могут участвовать все, в том числе иностранцы. С одним лишь исключением: мы понимаем, что кредитный ресурс в Украине намного дороже, чем кредитный ресурс в любой другой европейской стране. Поэтому лично я ввел бы какие-то дополнительные налоги, пошлины, нотариальные сборы – механизм можно продумать. Но чтобы в случае, если иностранец покупает с целью спекуляции и продает в течение нескольких лет, он должен платить очень большие дополнительные налоги на это дело.

— Прошлый МинАПК был за открытие рынка земли, но против того, чтобы продавать ее юридическим лицам и нерезидентам….

— Если мы говорим про физические и юридические лица, то я, честно говоря, логики не понимаю. Более того, у нас огромное количество сельхозземель у государства. Если посмотреть, сколько государство сегодня зарабатывает на них, то это практически ничего. Чиновники, которые «сидят» на этой земле, лженаучные сотрудники думают, что у них все неплохо. Поэтому, конечно, они противятся изменениям. Ну, хорошо, боитесь вы вводить рынок земли на всю паевую землю (хотя я, честно говоря, проблем не вижу), так продайте государственную для начала, чтобы хотя бы задать индикатив цен. Потому что сейчас государство с этого ничего абсолютно не получает.

— По-вашему, рынок земли все-таки будет открыт или нет?

— Я считаю, что его откроют. Единственное, что я могу сказать наверняка, – что если это не сделают в ближайшие два года, это уже не сделают до конца срока президента Владимира Зеленского. Потому что делать реформы в конце каденции – это политическое самоубийство. Потому что плюсы от открытия рынка земли будут на третий-четвертый год после открытия. Поэтому, открыв в первый или во второй год своей каденции, ты собираешь негатив, но потом, через 2 – 3 года, ты выходишь и говоришь: ребята, а кто был прав? Вот вам счет на табло. Если ты делаешь это в конце срока каденции, у тебя нет запаса времени, и эффект получится другой. Мне кажется, им хватит духу. Я надеюсь, они сделают. Опять же, к сожалению, эта тема слишком политизирована, и там сидит слишком много популистов.

— Какие сегменты аграрного рынка будут расти в ближайшее время?

— В Украине, с точки зрения сельского хозяйства, три основных климатических зоны: это север Украины, крайне дождливый; центр Украины, самая «вкусная» часть; и юг Украины, который без орошения представляет мало интереса. Но с другой стороны, Украине повезло, и есть река Днепр, и в советские времена построили Крымский канал, который идет по практически всей Херсонской области и имеет кучу ответвлений. Это крайне дорогое сооружение. Я думаю, что это десятки миллиардов долларов на сегодняшний день, если строить с нуля. Я не строитель, но это гигантские деньги. И мы его используем всего лишь процентов максимум на пять-семь. То есть мы очень богатая в этом плане страна, если можем позволить себе не использовать такой ресурс. Так вот, первое, за счет чего будет расти АПК, – это орошение. Насколько быстро он будет расти? Весь юг Украины – Херсонская, Запорожская, Донецкая [области — ред.], Бессарабия – это все, что должно орошаться. И у нас есть водные ресурсы для этого. Нужны большие инвестиции. Думаю, иностранцы с удовольствием бы нас прокредитовали на орошение, если был бы рынок земли. Насколько быстро будем расти – зависит от того, будет рынок земли или нет.

Еще один сегмент, который будет расти, – это сельхозмашиностроение. Если мы возьмем три крупных бренда – John Deere, New Holland, ACCO, – то у них нет сборочного производства в Украине. Если же посмотреть на страны вокруг Украины, то в каждой из них, кроме Белоруссии, такие производства имеются. В Украине же их нет. Если государственная политика изменится, то я уверен, что они начнут открывать тут производства, и это еще одна ниша.

— Каким был прошедший год для вашей компании?

— Тяжелым. Потому что у нас большая часть активов сосредоточена на Донбассе. А там в прошлом году была жесточайшая засуха. Это, наверное, по климатическим условиям самый суровый год за все время, что я вообще в сельском хозяйстве, а это уже почти девять лет. Поэтому на Донбассе результаты были неудовлетворительными. Но в прошлом году мы построили семенной завод. Это очень современное производство – наверное, самое современное на востоке Украины. Мы ввели его в эксплуатацию. Также мы купили предприятие, которое обрабатывает землю в Киевской и Житомирской областях. Мы закрыли сделку в декабре прошлого года, и теперь у нас более сбалансированный земельный банк.

— У Вас EBITDA была положительной или все-таки отрицательной?

— У нас EBITDA слабо положительная. При том, что это как средняя температура по больнице – когда один умер, а второй находится в горячке. То есть на Донбассе мы получили минус, а киевский актив, который мы присоединили, был прибыльным.

— Где сейчас в основном расположены ваши активы?

— На сегодняшний день у нас почти 100 тысяч гектар в Донбассе. Из них почти 10 тысяч – так называемая «серая зона», то есть это вдоль линии разграничения.

— То есть у вас осталось 90 тысяч гектар там?

— По факту чуть меньше – 88, наверное. Цифра немножко плавает, потому что там так происходит: сегодня здесь обстреляли – мы, например, этот участок вывели; здесь разминировали – этот участок ввели. То есть мы, например, огромное количество денег, усилий и тому подобное тратим на разминирование. Я думаю, что мы с помощью наших денег разминировали больше, чем государство в целом, либо это сопоставимые цифры.

— Сколько земли вы уже разминировали?

— Да порядка 6 тысяч гектар, наверное. Это очень много, на самом деле. Вот сейчас, например, есть большой международный грант – европейцы оплачивают разминирование. Так вот, они, наверное, разминировали гектар 100. А мы — 6 тысяч.

— Зачем вы в принципе работаете в прифронтовой зоне? Почему не продадите актив?

— Я боюсь, что это непродаваемый на сегодняшний день актив. В принципе, Донецкая область, с точки зрения сельского хозяйства, – это, мягко говоря, не самая лучшая область. Вот когда я называл стоимость орошение от 2 до 5 тысяч долларов за гектар, то в Херсоне это, скорее, будет две тысячи долларов, а в Донбассе – скорее, пять. Потому что в Херсоне много воды, и с советских времен подведена инфраструктура. На Донбассе инфраструктуры почти не осталось с советских времен. Да и на Донбассе никогда не было нормальной воды – там всегда очень жесткая вода.

— Какие виды продукции обеспечили вам сбыт в прошлом году?

— У нас основное – это пшеница, на втором месте – подсолнечник, далее – кукуруза. Опять же, по регионам зависит. Если мы берем Донбасс, то это подсолнух, пшеница, горох и рапс. Есть еще более экзотические культуры – чечевица, зеленый горох, лук.

— Что из этого в прошлом году дало наивысшую рентабельность?

— Как ни странно, у нас уже, наверное, второй или третий год пшеница по Донбассу занимает первое место по рентабельности, обгоняя подсолнечник. Хотя все считают, что подсолнух – это супервыгодная штука.

— Вы выращиваете гибридные сорта пшеницы?

— Нет, пшеница у нас обычная, сортовая. Причем, наверное, процентов восемьдесят – это украинская селекция. Мы очень много экспериментировали с иностранными сортами. «Иностранцы» по потенциалу, конечно, выше, но в Донбассе настолько экстремальные условия, что они и ниже падают, условно говоря. То есть украинская пшеница дает стабильно немного, но более-менее стабильно. А иностранец в хороший год тебе даст больше, а в плохой год – меньше. Поэтому для Донбасса мы в основном идем в украинскую селекцию, а по киевскому региону – кукуруза, наверное, самая рентабельная.

— А что у вас с сушками, с элеваторами?

— В Киевской области у нас элеватор и две сушки. Сейчас мы их реконструируем.

— Какие нишевые аграрные продукты вы решили выращивать?

— У нас есть несколько небольших проектов. Это ореховый сад на Донбассе – грецкий орех и миндаль. Мы начали года три назад. У нас есть комбикормовый проект. Мы – достаточно крупный поставщик комбикорма в Донецкой области на фабрики, и физическим лицам тоже. Хотя данный проект еще, скажем так, не доказал свою долгосрочную жизнеспособность. У нас есть семенное направление бизнеса.

Но вообще мы все время по чуть-чуть что-то пробуем. Мы параллельно смотрим всегда на 10 – 20 возможностей. Но из этих 10 – 20 интересными нам кажется только половина. То есть мы в постоянном поиске. Сейчас, например, изучаем установки по производству биогаза.

— Что с переработкой?

— Для того чтобы идти в переработку, у тебя должен быть бренд. Мы в брендах ничего не понимаем абсолютно. То есть построение бренда, взаимоотношение с торговыми сетями – это вообще компетенция, которой мы не владеем.

— Прошлый год был плохой для Донбасса. Какой будет этот?

— Этот год будет для Донбасса средний. Хотя еще до начала мая казалось, что мы повторим свой рекорд за 2017 год, когда все было очень хорошо. Но, к сожалению, начало мая было очень жестким – и рекордные температуры, и влаги не было. Ну, и этот год будет, я думаю, средним.

— EBITDA будет положительная?

— Да, конечно. У нас за всю нашу историю существования отрицательная EBITDA была только первые два года, когда, по сути, мы пришли в социализм и меняли вообще концепцию агробизнеса. Потом мы вышли на стабильно положительную EBITDA. И единственный минус у нас был в прошлом году, когда за период с марта по июль не было ни одного дождя.

— Представьте себе, что у вас есть определенная сумма денег, вы с ней заходите в агробизнес. Во-первых, шли бы вы туда вообще в принципе?

— Конечно, шел бы в агробизнес. Мне очень нравится. То есть если бы мне предложили работать (я не знаю, где угодно, любое производство, промышленность, металлургия) и предложили зарплату в 2 – 3 раза больше, я бы не пошел однозначно. Мне действительно сельское хозяйство очень нравится. Поэтому я бы и свои деньги тоже туда вкладывал. Я понимаю, что это не самая рентабельная вещь. Где-то заработать можно больше. Плюс это достаточно сложный бизнес, где ты можешь даже сделать все идеально, но не заработать первый год, потому что не повезло с погодой. То есть это всегда игра «в долгую». Вот если ты не готов 2 – 3 года терпеть убытки для того, чтобы потом это все отбить, то лучше не начинать.

Если мы возьмем машиностроение – сколько у них оборотов денег? 10 – 20 за год. А в сельском хозяйстве – один. То есть один урожай – это один оборот. Если не пошел этот один оборот, тебе ждать еще год, до следующего. А куда бы я вложил? Я бы вложил, наверное, в то же, чем я сейчас занимаюсь, – в HarvEast. Кроме того ,я инвестировал бы в садоводство.

— Какова ваша долгосрочная стратегия?

— Смотрите, сейчас принято всем соревноваться земельным банком. Вот я одно скажу: что мы такой ошибки не сделаем, как сделали многие другие, чьи имена мы не будем здесь называть. Мы не будем расти любой ценой. То есть для меня этот бизнес – это восхождение на гору, где есть базовые лагеря. То есть ты поднялся, остановился в лагере, отдохнул, собрал силы, пошел дальше. Вот главная ошибка – это пропустить лагерь и «шпарить» на вершину максимально быстро. И вот этой ошибке поддалось огромное количество компаний в Украине. Поэтому я не думаю, что по земельному банку мы будем в тройке даже через пять лет.

Я вижу, что мы продолжим развивать высокомаржинальные направления (сложные, но высокомаржинальные): семенное направление, производство семян. Мы хотим предоставлять лучший сервис иностранным компаниям, чтоб им было комфортно с нами работать. Плюс мы будем развивать садоводство и другие рентабельные направления. Это основная задача.